Катер вздрогнул, когда его коснулся силовой луч крейсера, и пилот, нырнув в ярко освещенную пещеру стыковочного отсека «Бесстрашного», отключил двигатели. Причал аккуратно поместил суденышко в отсек, стыковочный воротник был на месте, загудел сигнал давления, оповещая о надежном захвате.
Адмирал спустился по трубе, за ним лейтенант Эндрюс и его сотрудники. Он улыбнулся, увидев матроса с Мантикоры на посту у алых перил, огораживавших выход из трубы. Это был знак вежливости. Матрос начал было объяснять, но замолчал, увидев, что Янаков уже потянулся к перилам. Во флоте Грейсона использовали зеленый, а не алый цвет, но адмирал понял значение цветового кода и ловко перемахнул в зону действия внутренней силы тяжести корабля. Он шагнул в сторону, освобождая дорогу своим сотрудникам, и по ту сторону люка его приветствовал резкий звук боцманской дудки.
По сравнению с «Грейсоном» стыковочный отсек был огромным, но он казался до краев наполненным людьми. Почетный караул морских пехотинцев в черно-зеленой форме вытянулся по стойке смирно, члены экипажа в черно-золотой форме Королевского Флота Мантикоры отдали честь, и Янаков заморгал от удивления.
На этом чертовом корабле служили одни дети! Самые старшие из попадавшихся ему на глаза были не старше тридцати, а большинство выглядели так, будто только закончили школу.
Он машинально ответил на приветствие и тут же вспомнил – и выругал себя за глупость. Конечно, детьми они не были; он забыл, что для мантикорцев пролонг общедоступен. Но что делать теперь? Он не так уж хорошо знал их флотские знаки различия, и как ему теперь в этой куче несовершеннолетних найти старших офицеров?
Часть проблемы разрешилась сама, когда вперед вышел невысокий круглолицый человек в гражданском костюме. Логика подсказывала, что это должен быть глава делегации, адмирал Рауль Курвуазье. Он по крайней мере выглядел как взрослый – в волосах даже виднелась седина, – но производил куда более слабое впечатление, чем предполагал Янаков. Он прочел все статьи и лекции Курвуазье, какие только смог найти, а этот улыбчивый человек напоминал скорее эльфа, чем блестящего и проницательного стратега, которого ждал адмирал, но…
– Добро пожаловать на борт, гранд-адмирал, – сказал Курвуазье, крепко пожимая руку Янакова, и его низкий голос, в отличие от лица, был именно таков, как представлял себе Янаков. Резкий акцент звучал странно – долгая изоляция Грейсона выработала куда более мягкие и протяжные интонации, – но сама его необычность казалась правильной и уместной.
– Спасибо, адмирал Курвуазье, и позвольте мне от лица моего правительства и народа приветствовать вас в нашей системе.
Янаков ответил на рукопожатие, пока его сотрудники выстраивались за его спиной. Потом он снова оглядел переполненную галерею и напрягся. Он знал, что на Мантикоре женщинам разрешается служить в армии, но это было чисто теоретическое знание. Теперь он понял, что почти половина собравшихся вокруг него – даже некоторые морские пехотинцы – женщины. Он пытался подготовить себя к восприятию совершенно чуждой идеи, но, ощутив глубокий внутренний шок, понял, что потерпел неудачу. Это было не просто чуждо, это было неестественно, и он постарался преодолеть инстинктивное отвращение, переведя взгляд обратно на Курвуазье.
– Я благодарю вас от имени Ее Величества, – сказал тот, и Янаков вежливо поклонился, несмотря на напоминание о том, что Мантикорой правит женщина. – Надеюсь, мой визит еще больше сблизит наши нации, – продолжил Курвуазье, – и хочу представить вам моих сотрудников. Но для начала позвольте представить командира нашего эскорта, капитана «Бесстрашного».
Новая фигура шагнула вперед, встав рядом с Курвуазье. Янаков протянул было руку для рукопожатия – и вдруг замер. Он почувствовал, как улыбка на его лица замерзла при виде сильного и красивого, но слишком молодого лица под белым беретом и шапкой курчавых темных волос. Для грейсонца Янаков был необычайно высок, но он все же оказался по меньшей мере на двенадцать сантиметров ниже офицера перед ним, и от этого почему-то стало только хуже. Глядя в темные миндалевидные глаза мантикорского капитана, он попытался справиться со своим потрясением, ощущая ярость – почему никто его не предупредил?! – и понимая, что пялиться просто неприлично. Собственная застывшая неподвижность очень его смутила, и Янаков сам на себя разозлился из-за своего смущения.
– Гранд-адмирал Янаков, позвольте мне представить капитана Хонор Харрингтон, – сказал Курвуазье, и Янаков услышал у себя за спиной дружный вздох изумления своих сотрудников.
– Мне это не нравится. Мне это совсем не нравится, господин посол.
Леонард Мастерман, посол Хевена на Грейсоне, поднял голову и нахмурился. Капитан Майклс редко бывал так многословен, и выражение лица у него было неуверенное.
– Какого черта они послали именно ее ? – Главный военный атташе шагал взад-вперед по ковру посла. – Из всех офицеров флота Мантикоры им понадобилось прислать сюда именно Харрингтон! Боже, история будто повторяется заново! – сказал он с горечью, и Мастерман нахмурился еще сильнее.
– Я не вполне понимаю вашу озабоченность, капитан. В конце концов, мы не на Василиске.
Майклс ответил не сразу. Мастерман был анахронизмом – отпрыск старинной семьи Законодателей, он был также потомственным дипломатом, который верил в правила дипломатии, так что отдел спецопераций решил, что ему не следует знать о «Иерихоне», капитане Ю и «Гневе Господнем». Они решили, что он куда убедительнее сыграет свою роль, если никто не скажет ему, что это роль.